Ещё как дорог! А чтобы это понять, нужно вспомнить, что уже к концу октября 1941 года немецкие и итальянские войска вошли в Сталино (так тогда назывался Донецк). И… Началась продлившаяся почти два года оккупация Донбасса.

В ходе боевых действий осенью-зимой 1941 года было разрушено подавляющее большинство шахт Московского угольного бассейна. Соответственно, к концу этого года страна стала испытывать дефицит каменного угля, особенно коксующегося, без которого невозможна выплавка столь необходимой для оборонной промышленности стали.

И спасти положение могло только быстрое освоение месторождений Воркутинского угольного бассейна, который расположен куда ближе Кузбасса. Да и уголь там по своему качеству не уступает донецкому. Вот только как его перебросить из Заполярья в центральные районы страны?!

Для этого нужно было в экстренном порядке ускорить начавшееся ещё в 1937 году строительство железной дороги Котлас—Воркута. И на этот участок страна бросила все имевшиеся у неё силы и ресурсы.

Чтобы понять важность этой стройки, на мой взгляд, достаточно упомянуть один факт: осенью 1941 года в срочном порядке были демонтированы и переброшены из Москвы под Печору (в пос. Кожва) металлические конструкции Дворца Советов, возведение которого началось ещё до войны.

Но и этого оказалось недостаточно. Поэтому часть опор железнодорожного моста через Печору сделали… деревянными. Именно этим объясняются и разные длины пролетных строений этого моста: от 33 до 88 метров.

Но, несмотря на все эти трудности с завершением строительства последнего участка Кожва—Воркута, уже 28 декабря 1941 года открылось рабочее движение по железной дороге на Воркуту. Правда, «завершение строительства» — это очень сильно сказано. Мост через Печору ещё не был сдан в эксплуатацию, и первые грузовые составы со столь нужным стране каменным углем пошли по наведенному по льду реки временному деревянному мосту-понтону.

Но так или иначе в конце декабря 1941 г. воркутинский уголь пошел, как говорят жители Заполярья, на «Большую Землю». И «Земля» по достоинству это оценила: не прошло и двух лет, как Воркута, имея официальную численность населения в 7 (семь!) тысяч человек, стала городом. И началось её поступательное и успешное развитие.

К тому времени, когда в самом конце 70-х я уезжал из города в «большую жизнь», его население достигло уже более 100 тысяч человек. На своем пике, в 1991 году, Воркута насчитывала 116 тыс. жителей.

А потом начался спад. Стали закрываться шахты, работы становилось все меньше и люди… Люди стали потихоньку уезжать на «Большую Землю». Кто куда мог. К родным, знакомым, просто в никуда.

Сегодня Воркута считается не только самым восточным городом Европы, но и является общероссийским городом-лидером по сокращению численности населения и её темпам. По последним данным, в 2021 г. в Воркуте проживало 56,9 тыс. человек.

Грустная статистика. И не только она. Последний раз в Воркуте я был в декабре 2009 г. Мама сломала руку. И ранним утром, выскочив из Петрозаводска, я к вечеру доехал до Вологды, бросил свою девятку у церкви Сретенья — того самого общежития курсов повышения квалификации работников культуры Администрации Вологодской области, в котором прожил все шесть лет, будучи студентом-заочником, приезжая на сдачу экзаменов и зачетов зимней или весенней сессии… Бросил машину, впрыгнул в скорый Москва—Воркута и поехал в родной город, чтобы забрать оттуда маму.

Сухой остаток от той поездки: я не узнал Воркуту. Когда-то это была «Заполярная кочегарка». Шахты и шахтеры, уголь были основой города. А тогда, в 2009-м… Шахтеры, ау! Где вы? И в Воркуту, и из Воркуты в одном купе со мной ехали исключительно газовщики. На вахту или с неё.

Даже полис обязательного медицинского страхования, который нужно было выправить, чтобы в травмпункте Воркуты забрать мамины документы, мне выдали в дочерней структуре «Газпрома» — страховой компании «Согаз». Только на прием к травматологу, опять же в одной очереди со мной, сидели либо уже выздоравливающие, либо только что прошедшие через ту или иную аварию шахтеры.

И все объяснялось, как обычно, до обидного просто: если раньше вахтовиков перебрасывали на Ямал из Сургута, то после того, как тамошний авиаотряд поднял цены на пассажирские перевозки, газпромовское начальство переориентировалось на Воркуту, авиаотряд которой запросил вдвое меньше, чем их сургутские коллеги.

Красноречивая черточка. Не только авиаторы, но и шахтеры были готовы работать за самый мизер. Только бы была работа, за счет которой можно было продержаться на каком-то минимуме и не уезжать из того города, к которому прикипел и душой, и сердцем…

Единственное, что обнадеживает, так это то, что в начале 2022 года у АО «Воркутауголь» поменялся собственник. «Северсталь» продала одну из крупнейших угледобывающих компаний России долларовому миллиардеру из списка Forbes Роману Троценко, советнику президента «Роснефти» Игоря Сечина, и экс-главе инвесткомпании А1 Андрею Тясто.

И судя по информации, что доходит до меня из тех или иных пабликов, время от времени встречающихся в Сети, новые собственники и руководство «Воркутаугля» стремительно поворачиваются лицом к городу, его жителям и их проблемам. Высаживаются новые деревья (ели, сосны), реконструируются старые памятники и стелы советских времен, выпускникам 11 классов предлагается получить качественное горное высшее образование. Последнее, на мой взгляд, особенно важно. Те люди, которые сейчас взяли на себя ответственность за настоящее города, начинают думать о его будущем!

И в этом я солидарен с ними. Уверен, что у Воркуты есть будущее: город был, есть и… будет. Обязательно будет! Современным, красивым, с комфортными условиями жизни. И молодежным. Очень хочется, чтобы на улицах этого красивого города было как можно больше таких же красивых мамочек с детскими колясками. Дети — не только цветы нашей жизни, но и наше будущее.

И потому в этот праздничный… А он, действительно, праздничный, ведь 80 — это солидная для Воркуты дата! Очень хочется в этот день пожелать родному городу: расти, родной, процветай и пусть всегда на твоих улицах и в домах не смолкает многоголосый и счастливый детский смех. Воркуте — быть!

И пусть не мы, кто-то иные, но верю — они обязательно отметят и 100, и 150, и 200 лет «Заполярной кочегарки». А когда будут отмечать, кто знает… Может, вспомнят и нас — воркутян и воркутинок XX-го. Представляете, уже… прошлого века! Вспомнят тех, кто помнит Воркуту ещё молодой, когда ей не было и сорока.

Многое уже позабылось и ушло на задний план, а вот, поди же ты, встретил земляка — и много чего всплыло из памяти, включая самые незначительные события и всякие мелочи.

Вспомнили школу, друзей, пионервожатую Веру, рыбалку на озере и печёную картошку на громадных пионерских кострах на лесной поляне…

Даже старый покосившийся забор вспомнился, примыкающий к окну клуба, через которое лазили столько раз, чтобы бесплатно проникнуть на кинофильмы. Родной, можно сказать, забор, где каждый торчащий гвоздь был знаком и памятен так же, как напоминание опытному разведчику о безопасном проходе через вражеское минное поле.

Тем более, лишних денег в те времена, в самом начале 60-х годов, почти не было на руках не только у мальчишек, но и у самих взрослых. За работу в колхозе тогда начисляли так называемые трудодни, по которым в конце года выдавалась оплата в виде сельхозпродукции — обычно зерна пшеницы, и какое-то совсем минимальное количество денег, определяемое правлением колхоза. Это уже ближе к концу 60-х сельские жители увидели хоть небольшие, но всё же живые деньги.

Так что каждую семью тогда обычно выручали огород, корова-кормилица и прочая живность, вроде нарекаемого каждый год Борькой нового поросёнка и кур под предводительством петуха, обычно именуемого Петей.

Безденежье приучало к экономии, вот и лазили в клуб через окно. Благо мальчишек за это никто не гонял, а порванные порой штаны и ссадины в счёт не шли — они же парни, а не плаксивые девчонки! Были, конечно, среди взрослых и особо вредные деятели, которые мазали дёгтем и солидолом забор, но мальчишки таких тоже вычисляли и активно с ними боролись своими методами.

В кино можно было попасть и по билету, получив его в кассе взамен куриного яйца, предусмотрительно вынутого из-под курицы-несушки в курятнике. Для этого у кассира, тёти Фени, всегда был наготове тазик для яиц, которые она потом сдавала в правление колхоза.

По билету даже интереснее было приобщаться к прекрасному, потому что, сидя на полу перед экраном или в первых рядах, можно было, пожевав кусочек билета, скатать из него катышек и выстрелить им пальцами вверх в сноп света, идущий из кинобудки на экран. Получалось очень эффектно и красиво, вроде полёта метеорита на фоне ночного неба. Опять же можно было соревноваться, у кого он выше взлетел.

Про другие развлечения времени их детства, кроме фильмов в клубе, ничего больше и не вспоминалось. Разве что подглядывание за купающимися девчонками в заросшем пруду, да стрельба из рогаток по жирным крысам у свинофермы. Но это обычное дело, обыденное, не такое уж и интересное. А вот кино всё равно было увлекательнее, после него редко у кого возникал вопрос, во что играть на улице. Конечно же в индейцев или в Синдбада-морехода с его битвами со всякими ящерами и циклопами, вылупляющимися из гигантских, вовсе не куриных яиц. Выбор зависел только от репертуара областного кинопроката.

Витька тогда жил вплотную к сельскому магазину. В нём сроду ничего интересного и нового хоть и не бывало, кроме вечного томатного и сливового сока в трёхлитровых банках, зато там можно было сколько угодно, перебирая гвозди и прочую скобянку, нюхать и вдыхать запах керосина, который продавщица тётя Нюра разливала в банки и бутылки покупателям для примусов. Какое-никакое, а всё же развлечение, к тому же тоже бесплатное.

Изредка в сельмаг привозили всякие игрушки. Но кому из настоящих пацанов они были нужны? Девчонкам на день рождения что-нибудь, может, и покупали, а вот мальчишкам не было лучше подарка, чем набор для сборки из всяких деревяшек резиново-моторной модели какого-нибудь корабля или катера. Модель, конечно, собирали, торжественно запуская её на озере. Но главной в этом наборе для моделирования была резина, вернее её дальнейшее использование.

Иногда — круглая как вермишель, но лучше, если она была плоской, как лапша — тогда она замечательно подходила для изготовления отличной рогатки! Даже разговоров не было, что она была круче, чем с резиной от велосипедной покрышки или противогаза! А кто же из родителей будет баловать мальчишек не вполне оправданными и не запланированными подарками, тем более учитывая их поведение?

Поэтому им приходилось прибегать к оплате яйцами, они в деревне были вроде своей валюты. Их даже можно было бы назвать по-современному твёрдой валютой, если бы они иногда не разбивались в кармане в самый неподходящий момент, подозрительно при этом пачкая штаны. Хотя пацаны-то всё понимали, это девчонки обычно ехидно хихикали, намекая несерьёзно на некоторые обстоятельства внешнего вида кого-то из мальчишек.

Единственной проблемой было то, что та же модель со столь нужной резиной стоила в районе 50 копеек, значит, за неё надо было отдать порядка десятка яиц. Такую одномоментную потерю ни одна хозяйка не пережила бы и явно что-то заподозрила бы. Тем более что взрослые и так постоянно жаловались на курочек — мол, они нерегулярно и плохо несутся, правда, обвиняя при этом почём зря, как всегда, петухов. Поэтому было понятно, почему петухи в их селе иногда были такими грустными. Они стараются, а их ругают, поневоле загрустишь тут…

Пацанам с детства приходилось иногда входить в сложные экономические системы взаимозачётов и займов друг с другом. Тому, кому требовалось в данный момент много яиц, обычно скидывались, а он потом отдавал их потихоньку, иногда даже с процентами.

Самому накопить и, главное, сохранить большое количество яиц никому никогда не удавалось. Об этом Веня знал ещё с момента прочтения вместе с братьями — Санькой и Серёгой — рассказа «Тысяча дюжин» Джека Лондона. Им-то, втроём, обычно требовалось всегда сразу минимум три яйца. Они же были неразлучны. Или всем троим — через окно, или с билетами, но опять втроём. Хорошо, что Петя-петушок, преисполненный мужской солидарностью, ни разу их не сдал. Правда, хоть и не поднимал он переполох в курятнике, но смотрел иной раз на мальчишек с грустной укоризной.

По-разному у всех судьба сложилась, во всяком случае ни Веня, ни Витька крупными экономистами не стали. Но сейчас, встретившись и вспоминая своё своеобразное, но счастливое детство, они были довольны, что детям, да теперь уже и внукам, хотя бы не пришлось хлебнуть времён с подобными, совсем уж сомнительными, скоропортящимися валютами.